Трудности перевода

В Госдуме продолжается подготовка новой редакции закона о СМИ.

Этим занимается созданная фракцией "Единая Россия" рабочая группа во главе с первым вице-спикером Олегом Морозовым. Помимо депутатов в нее входят члены Совета Федерации, Общественной палаты и Союза журналистов. Свой пакет поправок представили на рассмотрение и авторы действующего закона Михаил Федотов и Юрий Батурин. Концептуально эти поправки ничего не меняют в нынешнем законодательном положении прессы. "Мы только переводим закон на современный юридический язык", - объяснил Юрий Батурин.

В чем же трудности перевода? На первый взгляд, они лишь в том, как привязать статьи действующего закона, который принимался в конце 1991 года, к современным реалиям. Некоторые нестыковки между "тогда" и "теперь" достаточно очевидны. Скажем, по закону о СМИ главного редактора избирает редакционный коллектив, но ныне все редакции являются акционерными обществами, где руководителя печатного издания или телеканала назначают акционеры. Подобные расхождения действующего закона с новой реальностью носят скорее терминологический характер и могут быть легко устранены без ущерба для свободы слова. А вот не нанесут ли этой свободе ущерб кое-какие новации содержательного характера? Ну например. Количество предупреждений в адрес СМИ за "экстремистские" публикации предлагается сократить с двух до одного в течение года. После чего газету или телеканал суд может подвергнуть санкциям - от приостановки деятельности до полного закрытия. Стремление усилить ответственность прессы за пропаганду агрессивного радикализма само по себе возражений не вызывает. Но разве для предотвращения публикаций экстремистского толка непременно требуются какие-то новые меры? Ведь есть же и без того ужесточенный Закон "О противодействии экстремистской деятельности". Есть 282-я статья Уголовного кодекса (разжигание национальной, расовой или религиозной вражды).

Мне кажется, проблема не в отсутствии законодательных препятствий экстремизму, а в правоприменении. У правоохранительных органов есть все рычаги для борьбы с экстремизмом и ксенофобией, в том числе и в информационной сфере. Чего же нет? Нет четко прописанного в законе понятия "экстремизм". Даже у экспертов тут полный разнобой. Кто-то, например, считает экстремизмом публичное выражение крайних взглядов. Но что такое крайний взгляд? Или что означает публичная деятельности лиц, которые "может быть, напрямую и не призывают к осуществлению экстремистской деятельности, но побуждают к ее осуществлению или допускают возможность совершения экстремистских деяний". Это ведь тоже невнятная формулировка. Пользуясь ею, нетрудно "разобраться" с неугодной газетой, которая, может быть, открыто и не призывает, но побуждает к чему-то.

Может измениться и правовое положение интернет-сайтов. Те из них, чья аудитория составляет не менее тысячи посещений в день, будут обязаны проходить регистрацию. Законодатели хотят придать им статус средств массовой информации и в случае чего штрафовать, лишать лицензии. Интернет, несомненно, нуждается в правовом регулировании. Какие-то рамочные законы в отношении Сети необходимы. Вопрос - какие. Череда судебных процессов по делам блогеров показала: то тут, то там предпринимаются попытки установить некий стандарт в мыслях, настроениях, вкусах интернет-пользователей. Блогер "Живого журнала" из Сыктывкара Савва Терентьев в своем интернет-дневнике разместил нелестный отзыв о местной милиции, был судим за разжигание социальной розни и получил один год лишения свободы условно. О том, справедлив ли такой приговор, можно поспорить все на той же "площадке" - в ЖЖ. Пока - можно. Но если интернет-сайты будут приравнены к средствам массовой информации, авторы сетевых дневников окажутся под жестким прессом. Тогда как существующих законов вполне достаточно, чтобы очистить русский инет от непотребной продукции.

Готовится в законе и статья, регулирующая работу СМИ в чрезвычайных ситуациях. Например, журналистов обяжут получать аккредитацию при штабе контртеррористической операции. На связи с ними будет специальный сотрудник, предоставляющий информацию, "если это необходимо и возможно". При обсуждении данного предложения один из депутатов сказал, что за последние несколько лет количество терактов в Южном федеральном округе сократилось на четверть, и не в последнюю очередь благодаря журналистам. Что на Юге России стало меньше взрывов, стрельбы и т.п. - это заметно. Только пресса тут ни при чем. Репортеры не выслеживают террористов, не участвуют в их обезвреживании. Полагать же, что "кривая терроризма" пошла вниз ввиду дозирования, а то и замалчивания мрачной информации (мол, за это и спасибо) и вовсе смешно: никакое ЧП, сопряженное с кровью, сегодня не скроешь, как ни старайся.

В чем журналисты и вправду заметно продвинулись, так это во взгляде на современный терроризм и на его природу. Взгляд стал более многомерным, диалектичным. Скажем, явилось понимание, что терроризм имеет финансовую подоплеку, а религиозные или политические мотивы - это пускание пыли в глаза. Кому? Прежде всего тем, кого призывают под знамена радикального ислама, или тем, кого зовут на политические баррикады. Чтобы они не понимали, ради чего гибнут, во имя каких интересов жертвуют собой.

Подобных подступов к теме, ставшей, увы, актуальной и для нас, российская пресса уже совершила немало. Журналисты стали более серьезно, взвешенно и ответственно подходить к освещению трагических происшествий. Отказались от показа обгорелых трупов, оторванных конечностей т.п. Подписали Антитеррористическую конвенцию - свод этических самоограничений. Эта конвенция действует. В ней - бесспорные постулаты. Нельзя показывать нечто такое, что может вооружить террористов, и без того вооруженных до зубов, еще и сведениями о планах спецслужб. Нельзя давать сообщения, способные усугубить положение заложников. Нельзя брать интервью у террористов. Нельзя сеять панику. Нельзя тиражировать слухи, обнародовать непроверенные факты. Все правильно. Недостает, на мой взгляд, важной вещи: ответственность прессы за информацию о чрезвычайных событиях не увязана с ответственностью власти, предоставляющей эту информацию. Предоставляющей при любых обстоятельствах, а не "если это необходимо и возможно". Вполне допускаю, что для успеха операции оперативный штаб может вбрасывать сообщения, сбивающие террористов с толку (они ведь тоже смотрят телевизор, слушают радио). Но, полагаю, к такого рода "утечкам" прессе следует относиться с большой осторожностью. Потому что ее адресат - не террористы, а общество, дезинформировать которое нельзя даже из самых благих побуждений.

Конечно, свобода слова в России пока зависит от государства. Прежде всего - от тех правил, которые государство вырабатывает для прессы. Но и от самой прессы - тоже. От профессиональных стандартов, этических норм и моральных ограничений, которые пресса устанавливает для себя. Все же, что там ни говори, лучший способ избежать излишнего государственного регулирования - это саморегулирование. Но добровольно принятые медиа-сообществом этические кодексы то и дело нарушаются. Может, еще и в этом состоят трудности перевода закона о СМИ (с грядущими поправками) на язык, одинаково понимаемый и журналистами, и законодателями.