И этот лед тронулся
«Ударной бригадой свободы назвал тебя Сталин, Корея!» – восклицал корейский поэт-коммунист Се Ман Ир в 1953 году. Правителям небольшой азиатской страны с населением около двадцати двух миллионов человек удалось создать систему, почти уникальную даже по коммунистическим меркам: вместо денег – карточки, вместо общественной мысли – афоризмы вождя, вместо внешнеэкономических связей – полная самоизоляция («опора на собственные силы»).
Результаты налицо: вся страна – под неусыпным контролем; к любому прохожему на улице может внезапно подойти милиционер и поинтересоваться, куда тот следует и зачем. И если что не так – отправить в один из «лагерей перевоспитания», где сегодня, по самым скромным оценкам, находятся свыше ста тысяч северокорейцев. В сегодняшней КНДР никому из рядовых граждан не позволено иметь персональный компьютер, да и домашним телефоном могут похвастаться лишь пятеро из ста. Тоталитарный режим и сверхцентрализация в сочетании с непрекращающейся засухой привели к голоду, продолжающемуся уже пятый год и унесшему не менее двух миллионов жизней.
Катастрофическая ситуация в экономике вынудила северокорейское руководство пойти на беспрецедентный шаг – начать широкомасштабные реформы.
Коммунисты за шоковую терапию
Северная Корея – едва ли не самая закрытая страна современного мира. Иностранные корреспонденты попадают сюда лишь изредка; сотрудники международных гуманитарных организаций, работающие в Пхеньяне (чтобы хоть как-то прокормить своих граждан, Северная Корея уже несколько лет вынуждена принимать гуманитарную помощь от других стран), связаны обязательством не общаться с прессой. И тем не менее в середине июля зарубежным информационным агентствам удалось узнать, что в Корее происходит нечто невероятное: отменена карточная система, предприятия переводятся на самоокупаемость, произведена девальвация национальной валюты. Все это явилось полной неожиданностью – в том числе и для самих граждан страны.
Прежде северокорейцы практически не имели дела с деньгами: зарплата (средний заработок гражданина КНДР составлял около ста вон) была скорее символом – чем больше оклад, тем выше общественный статус. Существовал и официальный валютный курс: 2,15 воны были приравнены к одному доллару, однако увидеть иностранные дензнаки, не подвергаясь опасности ареста, жители страны могли лишь в музее. Сегодня деньги стали реальностью: один доллар стоит 150 вон – почти как на черном рынке.
Взлетели и цены: на транспорт, топливо и, главное, на рис – основную пищу корейцев. Раньше килограмм риса стоил 0,8 воны; купить его, однако, можно было только по карточкам. За короткое время зарплата возросла в среднем в двадцать раз, а цены на рис – почти в пятьдесят (государство покупает его за 40 вон, а продает за 44). Сюрпризы множились день ото дня: обнаружив под дверями своих квартир квитанции на оплату жилья, электричества и воды, жители столицы и других городов поняли, что эпоха «распределительного социализма» миновала. Было объявлено и о повышении окладов: государственным чиновникам – до двух тысяч в месяц, а шахтерам – даже до шести.
Иностранные журналисты, оказавшиеся в тот момент в Пхеньяне, сообщали о тревоге, охватившей северокорейцев. Правда, власти поспешили объявить, что детские дошкольные учреждения, школьное образование и здравоохранение остаются бесплатными, а семьи без кормильца будут продолжать бесплатно получать продукты по талонам.
В начале июля на общенациональном совещании финансовых работников прозвучала новая директива: предприятия КНДР надлежит перевести на хозрасчет. Предприятиям и сельхозкооперативам было разрешено самостоятельно устанавливать цену на продукцию, заключать договоры о поставке сырья и комплектующих и использовать систему материального поощрения работников. Вскоре грянуло и вовсе немыслимое: оказывается, первоочередной задачей Пхеньяна является установление дипломатических отношений с японскими империалистами – теми самыми, которые почти полвека держали корейский народ в колониальном ярме, о чем официальная идеология не уставала напоминать.
От таких темпов оторопели даже видавшие виды западные эксперты. Северокорейский лидер и раньше, случалось, говорил о возможности реформ, равно как и о примирении с окружающим миром, надеясь добиться помощи и кредитов от богатых соседей, но с не меньшей легкостью возвращался к угрозам в адрес соседей и привычному наращиванию вооружений. Между тем японский премьер-министр Дзюнъитиро Коидзуми решился на беспрецедентный шаг – официальный визит в Пхеньян.
Намерения Ким Чен Ира вполне серьезны – это стало ясно, когда он принес официальные извинения за захват северокорейскими спецслужбами в 70–80-х годах 11 японцев (агенты тайной полиции похищали их в европейских странах и тайно переправляли в Пхеньян, где использовали как «интеллектуальных рабов», в частности как носителей языка при подготовке шпионских кадров) и пообещал отпустить на родину тех, кто остался в живых. Не остался в долгу и японский премьер: впервые на правительственном уровне была признана вина Японии за колониальное господство над Кореей в первой половине прошлого века (соответствующие извинения Южной Корее Япония принесла ранее). Историческое примирение состоялось, и, возвратившись на родину (визит состоялся в середине сентября), Коидзуми предложил президенту США исключить Северную Корею из числа стран, принадлежащих к «оси зла». На прошлой неделе в Пхеньяне побывал спецпосланник Буша Джеймс Келли.
Недорисованный портрет
Ким Чен Ир приобрел репутацию самого загадочного и непредсказуемого политического лидера наших дней. С детских лет он играл роль наследника, а повзрослев, занимал самые высокие посты в государстве (в частности, руководил разведкой, которую как раз и обвиняли в похищении жителей Японии). Однако после смерти Ким Ир Сена в 1994-м наследник почти три года не появлялся на публике. Согласно официальной версии это было вызвано необходимостью соблюдать траур по усопшему. Есть, впрочем, и другое объяснение: борьба за наследство «великого вождя». Только в 1997 году Ким Чен Ира официально объявили генеральным секретарем Трудовой партии Кореи, а в 1998-м – и председателем Комитета обороны КНДР. Власть Ким Ир Сена была абсолютной; нынешний же корейский руководитель находится, по словам некоторых перебежчиков из Северной Кореи, под жестким контролем военной верхушки. Примечательно, что вторым человеком в государстве стал вице-маршал ТЈ МьЈн Рок, председатель политбюро Корейской народной армии. (Эта должность существовала и раньше, однако сегодня ее значение резко возросло.) Именно корейская армия, поглощающая основную часть бюджета страны, является главной опорой режима, и никакие перемены невозможны без согласия военных. Впрочем, бывшие функционеры, бежавшие за границу, утверждают, что Ким Чен Ир отнюдь не марионетка.
Те, кому довелось общаться с нынешним вождем Северной Кореи, рассказывают о нем как о человеке импульсивном, порой даже безрассудном. Он далеко не затворник. Журналисты вспоминают, что во время встречи с Путиным он подпевал корейскому военному ансамблю, исполнявшему «День Победы» и «По диким степям Забайкалья». И совсем не чурается Запада: известно его пристрастие к французским винам, гоночным автомобилям, а также к американским триллерам.
А после недавних поездок Кима Второго в Китай и Россию заговорили и о другом: сын и наследник «маршала-отца» занялся поисками подходящей модели для реформирования северокорейской экономики. И, похоже, остановился на китайском варианте.
