Министр богословия: Сергей Лавров и теология спасения

Умение удивлять – достоинство, которым несомненно владеет министр иностранных дел Сергей Викторович Лавров. В мае он взял и удивил редакцию журнала «Foreign Affairs», прислав им статью о коварном Западе и добром Кремле. Удивил настолько, что текст просто отказались печатать в изначальном виде. На компромисс Лавров не пошел и опубликовал статью на прошлой неделе в журнале «Россия в глобальной политике», на радость и удивление наших читателей.

Все было бы вовсе замечательно, если бы пафос момента не испортил гадкий Березовский, выпустивший параллельно в украинской прессе статью-обращение к президенту Путину о коварном Кремле и добром Западе. Ее, в свою очередь, отказались публиковать российские СМИ. И если Борис Абрамович в письме к президенту орудует стилистикой блатной фени, Сергей Викторович, наоборот, сопроводил свое обращение к людям мира и доброй воли аппеляциями к евангельским заповедям и учению Христа.

На моей памяти это первый отечественный документ за авторством политика столь высокого ранга, не просто говорящий о созидательной роли религии, но использующий авторитет Христианства в качестве прямой аргументации. Подобное нам раньше приходилось слышать только от президента Буша.

Понятно, что Лавров изначально пользуется той же логикой, что и Березовский. БАБ вульгарным тоном пытается напомнить Путину и читателям, что он и сам в свое время был причастен к клоаке, из которой вышел российский президент, но после расстался с ней обновленным (перемена имени), в то время как Путин продолжает царствовать, разнося по миру свое болезненное влияние. Лавров указует оппонентам России, что мы-европейцы - изначальные христиЯне, а мы-русские, в силу соборности, даже чуточку большие «мы», поэтому отчетливее помним об этом. Соответственно, не верить и вредить нам не надо, а надо нас любить и не мешать во имя блага всего человечества.

При этом в статье министра несомненно присутствует новаторская тенденция: она демонстрирует (пусть пристрастно и корыстно), что личное религиозное мировоззрение наряду с идеологическим, гражданско-секулярным, научным и клерикальным входит в жизнь российского общества. Признаться, мне и самому приходится быть этому частым свидетелем. Уточню, речь идет не просто о декларации симпатии и поддержки тех или иных религиозных верований и традиций (которая может выражаться, например, в стоянии в храме со свечей), а проговаривании себя через религиозные понятия и образы.

Интересно наблюдать это на примере власть имущих: так, автор этих строк удивлялся в свое время, увидев в частном альбоме одного монашествующего клирика фотографии его совместной с семейством министра финансов Алексея Кудрина поездки в Иерусалим. Это было сугубо частное путешествие, а вовсе не официальный визит. Позднее лидер петербургских несогласных, возможный кандидат в президенты от оппозиции Сергей Гуляев признался в значимости для него посещения Афона. И даже периодически всплывающие сведения о дичайшем суеверии тех или иных деятелей кремлевской администрации, хотя и от противного, но подтверждают данность этого явления.

Конечно, для политика всякое действие или высказывание связано с имиджем и стратегией профессиональной деятельности. Но в данном случае отождествление с религиозной духовностью не несет настолько прямых дивидендов, как, например, признания в любви к футболу, дзюдо или «культурному отдыху». Ведь все политические проекты с участием религии, коих, начиная с 90-х годов в России было множество, оканчивались крахом из-за равнодушия избирателей.

Однако надо признать, что, минуя публичные споры о преподавании Православия в школах и т.д., а также независимо от них, в России медленно, но верно растет число людей, готовых в личной и бытовой жизни обращаться для самоопределения к религиозной этике и вере. Часто это происходит независимо от религиозных институтов или при их опосредованном участии. Процесс этот охватывает, как правило, молодых людей – жителей больших городов и не входит в публичную сферу во многом из-за невозможности для его участников сегодня активно объединиться без потери этого интимного опыта веры.

Обычно люди подобного рода далеки от конфессиональных конкуренций и споров. Именно они, возможно, в первую очередь, являются носителями так называемого «золотого правила» – «не делай никому того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе». Сложно сказать в рамках данной статьи, почему, в общем-то, универсальные гуманитарные принципы открываются им в первую очередь в религиозном опыте, а, например, не в гражданской социальной доктрине или позиции, как современным жителям европейских стран.

Естественно, разобщенное и половинчатое (зацикленное на личном, персональном) состояние не защищает их от стереотипов и штампов в восприятии глобальных процессов и событий, а также не добавляет постоянства в жизни. В таких условиях открытость и благорасположенность к миру в какой-то момент (на время или навсегда) могут смениться клерикальной раздражительностью и враждебностью. А могут, наоборот, вылиться в активную экуменическую деятельность.

В любом случае, хоть выше и говорилось, что изначальный импульс подобной ментальности лишен конфессиональной спецификации, именно в такой среде, как правило, появляются богословы, развивающие и адаптирующие конкретное вероучение согласно запросам и нуждам насущного дня. Люди, поклоняющиеся форме и букве отдельной религии, способны сказать лишь, какой их вера была вчера. Обладатели имманентного религиозного опыта способны задаться вопросом, какой ей суждено быть завтра.

Отрицание и игнорирование этого факта чревато печальными последствиями. Так, например, надо заметить, что академики-физики, в известном письме обрушившиеся на амбициозность Церкви как консервативного социального института, зачем-то добавили в свой арсенал нападки на корпус теологических знаний, объявленных ими чуть ли не реакционными бреднями. В итоге «люлей» от нобеляров получили не только и не сколько чиновники от патриархии, защищенные госзаказом на имперскую идеологию, сколько люди, призванные сдержать напор клерикализации изнутри самой религии.

Нелепо сейчас отвлекаться и разбирать, в каком статусе и где за рубежом существует дисциплина теология (поверхностный аргумент в равной степени активно и безрезультатно использованный в споре обеими сторонами). Важнее то, что в XX веке теология (не только в Европе, но и в России) вышла за узкие доктринальные рамки и стала играть поистине гуманную и гуманитарную роль (пренебрегая подчас конфессиональными ограничениями).

Серен Кьеркегор, Владимир Соловьев, Пауль Тиллих, Мартин Бубер, Романо Гвардини, Жак Маритен, Александр Шмеман, Антоний Сурожский, Иоанн Павел II, Александр Мень, разве эти люди стояли на пути прогресса или препятствовали развитию какого-либо вида знаний? (Прошу прощения, что включил в список имена главным образом близкие Христианству: среди представителей всех мировых религий можно найти персоналии достойные этого ряда. Например, ныне живущий Далай-лама является не только духовным авторитетом, но и мыслителем, интересным многим светским людям). Обвинять этих людей в религиозном ригоризме также нелепо, как и попрекать современных верующих бедами Галилея или смертью Джордано Бруно.

Теология с точки зрения академиков-материалистов не наука? То же самое можно сказать о половине гуманитарных дисциплин, особенно сегодня в эпоху неограниченного междисциплинарного диалога. Но именно теологии в религиозной среде присущи удивление и вопрошание – выход за пределы устоявшихся формулировок и попытки найти ответы на эти вопросы на языке современного ей знания (в том числе и научного).

Здесь академики могли бы выступить в качестве контролеров и гарантов последовательности и систематизма религиозного мышления, а не ревнивцев, яростно оберегающих свой «прайд». Вместо академиков-физиков проблему смысловой несостоятельности клерикальных претензий обосновал академик-лирик Зализняк, заметивший с сарказмом: «девочка-пятиклассница имеет мнение, что Дарвин не прав, и хороший тон состоит в том, чтобы подавать этот факт как серьезный вызов биологической науке».

Правды ради надо заметить, что, по утверждению ряда наблюдателей, академики-нобеляры восстали вовсе не на теологию как таковую, но лишь против ее проникновения в ВАК. С теологическим бакалавриатом у нас худо-бедно ладит все научное сообщество. Полагаю, проблема, нужна или нет теология в ВАКе – не тот вопрос, который требует активного общественного обсуждения.

Правды ради можно вспомнить, что и академик Гинзбург «ex sese» неоднократно признавался в симпатиях к деизму, который в основе своей является как-никак теологической позицией.

Правды ради стоит признать, что и ваш многословный слуга получил в свое время теологическое образование в качестве первого и основного. И это не помешало ему (без всякой протекции со стороны священноначалия) участвовать в научном дискурсе и преподавать религиоведение в государственном ВУЗе без обвинений в церковной пропаганде.

Другое дело, есть опасность, что теология в нашей стране погибнет, не родившись: на всех теологических факультетах, которые обслуживают продвижение ОПК, ни удивление, ни вопрошание не приветствуются. И лукавит Андрей Кураев, вспоминая в числе православных культурологов, например, Георгия Петровича Федотова. Не в чести сейчас его взгляды у патриархийных стратегов: ведь Федотов считал, что Святой Дух не только присутствует в культурах всех народов, но и причастен любому творческому акту, и даже формально кощунственному. Такие мысли плохо вяжутся с идеей о соборном православном универсуме, тиражируемые ныне.

Если не появится объединение, противопоставляющее диктату формальной доктрины опыт осмысления веры, рано или поздно мы столкнемся с тем, что искренние стремления разумных религиозных людей будут имитироваться и использоваться симулянтами веры. И задатки такого «богословия» можно найти уже сейчас в статье министра Лаврова. Вот цитаты из его текста:

«Однополярность, если на то пошло, является покушением на прерогативы Всевышнего».

«Химера «абсолютной безопасности» является и опасным искушением: тогда, по Фёдору Достоевскому, «все позволено». Выведение себя за международно-правовые рамки равнозначно попытке встать над нравственным законом, по ту сторону добра и зла».

«Нагорная проповедь, «золотое правило», смирение содержат нравственный закон и для международных отношений».

«Только равноправие и универсальное применение международного права, где «нет ни эллина, ни иудея», могут помочь восстановить управляемость мирового развития. Если мы не будем поступать с другими по-христиански, то будут ли с нами так поступать? Возможно, соборность российского мироощущения делает понимание этого более доступным для нас, чем для других».

Переведя с русского на русский эти пассажи, получится следующее:

«Перед Богом все равны, поэтому надо смиряться, а не выделяться».

«Этот принцип справедлив как для отдельных людей, так и для стран и народов».

«Если Бога нет – все позволено, если Бог есть, не стоит чувствовать себя в безопасности, ведь написано «не убежит быстроногий, и не спасется сильный».

«Сказал безумец в сердце своем «Нет Бога!»

«Если с нами не станут поступать по христиански, а как это – мы лучше знаем благодаря соборности, то мы ответим, в лучшем случае, по принципу «око за око, зуб за зуб».

Что на это можно сказать? - пожалуй, только «храни меня, мой талисман!»

Авторский текст статьи: http://www.grani.ru/opinion/peresedov/m.126617.html