Вендетта и Фемида
Год назад Ходорковского и Лебедева привезли в Москву. В «Матросскую Тишину». И начался второй процесс. Он длится почти год, каждый день, кроме выходных и праздников. Если не ошибаюсь, даже без отпусков.
Есть вещи, которые не устают меня удивлять относительно этого процесса. Помимо абсурдного обвинения в краже всей добытой нефти, о котором уже все сказано.
Первое: почему при очевидной слабости обвинения процесс сделали открытым? Второе: при явно заданном черепашьем темпе процесса на сколько времени его намерены затянуть?
У меня складывается впечатление, что основные властные игроки, заинтересованные в процессе, пребывают в сладостном заблуждении, что до Ходорковского с Лебедевым, а также до этого процесса в Хамовническом суде никому нет дела. Им же не показывают этот процесс регулярно по основным телеканалам, то есть его как бы и нет.
Правда, время от времени всякие неприятные события выводят их из сладкого неведения. В частности, предстоящие 4 марта слушания в Страсбурге по иску ЮКОСа к России, к которым российская власть относится, мягко говоря, нервно. Год России во Франции празднуется в официальном и альтернативном варианте, причем в альтернативном варианте фамилии политзеков присутствуют постоянно, а мероприятия, связанные с Ходорковским и Лебедевым, приурочены к официальным мероприятиям с участием Медведева и Путина. Впереди суд по Энергетической хартии в Гааге. Да и в Москве в суд ходят люди, нормальные граждане страны, знаменитые и незнаменитые. Все видят и все слышат. И рассказывают об этом. Туда ходят студенты юридических факультетов и, кажется, серьезно задумываются о своем будущем вот в такой системе, которую олицетворяет этот судебный процесс. Не стоит держать всех за лохов. Властью всерьез тоже интересуется примерно такое же количество людей, как и судьбой Ходорковского и Лебедева. И это примерно одни и те же люди. А банальную и справедливую, кстати, формулу «вор должен сидеть в тюрьме» все чаще относят не к двум сидельцам, а к тем, кто их посадил, кто у них украл компанию, при ком расцвела коррупция, кто перераспределил власть, собственность и ресурсы между явными и закулисными игроками властной команды.
Так почему все же открытый процесс? Почему те, кто принял это решение, как и все остальные решения по делам Ходорковского и Лебедева, не испытывают неловкости от убого выглядящего Лахтина, агрессивно-игривой Ибрагимовой, странноватых свидетелей обвинения, которые то и дело сбиваются на защиту обвиняемых, поразительных экспертов, которые страдают какой-то заразной формой амнезии: «Не помню, забыл, не уверен, не знаю»?
Напомню, впрочем, что в какой-то момент по решению судьи в интересах обвинения была запрещена видеотрансляция из зала суда, которую журналисты могли смотреть в пресс-центре суда. При желании можно было писать весь процесс от и до. Отличный был бы документ для истории. Но телевизоры работали чуть меньше двух первых месяцев процесса. Потом их выключили, вроде бы временно, а оказалось — как всегда, постоянно.
У власти остается в запасе вариант закрыть процесс. Например, если она намерена вынести обвинительный приговор любой ценой. Дослушаем, скажем, в открытом процессе свидетелей обвинения, а вот свидетелей защиты и прочие стадии судебного следствия публично уже заслушивать не будем. И тогда, без публики и посторонних, в том числе и журналистов, вынесем приговор, мотивируя очень вескими доказательствами, которые прозвучали за закрытыми дверями. При продолжении же публичных слушаний наказать можно будет разве что Лахтина, наиболее ярко олицетворяющего понятие «профнепригодность». А подсудимых в открытом процессе при этом качестве и уровне обвинения можно только оправдать.
Я бы даже сказала, можно выпустить прямо в зале суда, но им еще сидеть по первому приговору до 2011 года. Можно было бы предположить, что суд намеренно затягивается, чтобы дождаться даты окончания приговора по первому делу, подверстать к этому времени решение по провальному второму делу и, не теряя лицо, выпустить сидельцев на законных основаниях. Это такой оптимитический вариант объяснения этой тягомотины. При этом даже можно вынести какой-то незначительный по срокам приговор (чтобы оправдать бездарно прожитые в тюрьме и суде годы и потраченные на все это безобразие наши с вами деньги), который зачтется в счет этих же лет. Я бы предположила, что есть такой вариант, если бы не ярость господина Путина, с которой он отвечает, чтобы не сказать лжет, всякий раз, когда речь заходит о Ходорковском и Лебедеве.
А в 2012 году решится, кто станет президентом. Не знаю уж, можно ли тянуть так долго, но если там по 250 свидетелей с каждой стороны и по нескольку дней на свидетелей плюс прения и прочее… Может быть, и можно. И тогда в какой-то момент дуумвират подкинет монетку, решит, кому орел, кому решка, и, исходя из этого, как-то может решиться и судьба узников Путина. Потому что они его личные узники. Не исключаю, что, если Медведев останется на второй срок, он может быть заинтересован, и достаточно политически устойчив, и достаточно прагматичен, чтобы покончить с этим позором, что бы по этому поводу ни думали Путин с Сечиным. Может — не говорю, что будет. Что касается Путина, то он не дал никакого шанса надеяться, что, даже будучи избранным снова на 6 лет, то есть вернувшись на самую сильную позицию в государстве, он будет готов вложить меч в ножны.
Год Ходорковский и Лебедев в открытом процессе демонстрируют свое интеллектуальное и моральное превосходство над государством, которое в России, как считается, может уничтожить любого. Седьмой год в изоляции они доказывают, что не любого. Продолжительность процесса и приговор по этому делу напрямую зависят от политического расклада. Политическая определенность остановит процесс. Только тогда будет активировано телефонное право. Или в пользу победы правосудия, то есть когда решение будет принимать судья и никто другой. И такой шаг при всей омерзительности телефонного права как такового был бы историческим очень важным для множества судей и обвиняемых. Он дал бы надежду на возможность осуществления справедливого и независимого судейства в России. Или телефонное право будет использовано в интересах личной вендетты господина Путина, от которой он не в состоянии отказаться, чего бы это ни стоило и еще может стоить России.
