Пакт Медведева – Обамы

Всякий раз, когда советский или потом российский руководитель едет в Америку, то кажется, что на сей-то раз ну точно промеж нас будет «разрядка», а то и целая дружба. На этот раз в ходу другое, компьютерное слово – «перезагрузка». Уж кажется, что нажали на кнопку – и будет все сначала. Вернее, так говорят. Но в это практически никто не верит.

Обама отказался от столь ненавистной нам ПРО. Видимо, не в последнюю очередь под давлением внутренних обстоятельств (демократы никогда не любили эту придуманную республиканцами программу, уходящую корнями еще в рейгановские «звездные войны») и заставив кое-кого в Польше сглотнуть обиду: там ведь так хотели быть правее папы римского.

Президент Медведев Обаму за это сдержанно, но почти дружески поблагодарил: мол, «шаг в правильном направлении». Официальная пропаганда отреагировала резвее – в том духе, что, мол, америкосы «слили», и все благодаря нашей настойчивости, наступательности и тому, что мы таки встали с колен и научились сурово супить брови. В чем, конечно, имеется доля истины, но истина там содержится не только эта.

Дальше-то что?

А дальше в рамках первой реакции большинства приближенных к власти аналитиков, комментаторов, а также людей, принимающих участие в выработке курса, довольно отчетливо прозвучала мысль, что мы, мол, американцам за это особенно ничего не должны. А особенно не должны им в чем-то там уступать в Иране. Ведь высказался же пару недель назад лично премьер-министр в том смысле, что иранская ядерная программа никак не представляет собой военной угрозы – ни Америке, ни тем более нам. Из властных и военных структур последовали намеки на то, что надобно продолжать поставлять Тегерану и «оборонительные вооружения». Типа, к примеру, зенитно-ракетного комплекса С-300. Видимо, это именно из-за него нанес недавно секретный визит в Москву израильский премьер. Мы некоторое время этот факт отрицали, но потом признались. Первым об этом сказал президент.

И он же впервые за последнее время из российских руководителей вслух произнес применительно к Ирану слово «санкции». В том смысле, что вообще-то они, как правило, неэффективны, но порой от них просто даже и деваться некуда. Президент выразился в своей уже ставшей привычной осторожной медведевской манере – «с одной стороны, но и с другой стороны». Однако на Западе его поняли как-то совершенно недвусмысленно. Особенно после того, как он попенял Тегерану за секретное строительство второго завода по обогащению урана. Иран, скорее всего, особой уступчивости по отношению к Западу не проявит, даже перед лицом всяческих ультиматумов. Разве что начнет вопрос мурыжить и тянуть. А Запад, в свою очередь, теперь совершенно не поймет, если Москва все-таки не присоединится к антииранским санкциям, даже если в Москве имели и имеют нынче в виду всего лишь обострить антиядерную риторику в адрес Тегерана, но не более того.

И вот теперь начнется едва ли не самое интересное. Потому что президент Медведев оказался в сложном положении. С одной стороны, как уже было сказано, ему будет трудно не следовать своим, весьма обязывающим в глазах мирового сообщества словам, то есть рано или поздно рассмотреть вопрос об антииранских санкциях в сугубо практической плоскости. С другой стороны, ему будет даже труднее «продать» эти санкции внутри собственной страны, нежели Обаме «продать» неразмещение ПРО внутри своей. Российское общественное мнение – но главным образом политическая и военная элита – привыкли к тому, что мы ни на йоту не уступим американцам в иранском вопросе. Этой неуступчивостью пропаганда кормила народ слишком долго, чтобы сейчас новый поворот в отношениях с южным соседом не был воспринят как то, что «мы слили Иран в угоду Америке» на манер, как Горбачев «слил» Восточную Европу без гарантий нерасширения НАТО. Тем паче, что в период вставания с колен общественное сознание напрочь разучилось воспринимать какие бы то ни было уступки, компромиссы и договоренности на международной арене иначе как унизительное проявление слабости. В данном случае, что еще хуже, слабости перед лицом США.

Эти обстоятельства будут оказывать огромное сдерживающее воздействие на президента – не меньшее, а может, даже большее, чем то сопротивление, о котором все пишут и говорят, рассуждая о его намерениях модернизировать страну.

Конечно, чисто теоретически, можно было бы размыть иранский вопрос в более широком контексте широкомасштабного улучшения российско-американских отношений. В частности, вот и премьер-министр Владимир Путин наметил одно из возможных направлений: мол, неплохо бы было, если бы Америка открыла России доступ к новейшим технологиям. Конечно, неплохо было бы. Но только у этой Америки свой собственный список «неплохо бы» в отношении России. И речь не только о допуске к тем отраслям, источникам полезных ископаемых и пр., которые пополнили не так давно внушительный список «стратегически важных», куда доступ иностранцам либо не дается вовсе, либо дается по индивидуальному разрешению правительства. Но речь и о предсказуемых правилах игры в бизнесе на территории России: речь даже не о размерах откатов или взяток, или бюрократической волоките, а именно о нынешней непредсказуемости правил в зависимости от конкретного чиновника, судьи, региона и вообще непонятно чего. К тому же – и это немаловажно – нынешняя российская элита насквозь заражена духом антиамериканизма. И именно он встанет на пути масштабного улучшения наших отношений. В этом смысле нынешняя так называемая «перезагрузка» для большинства российских политиков и государственных чиновников – это всего лишь очередной «пакт Молотова – Риббентропа» отечественной внешней политики. Мы подписываем его из сугубо текущих, тактических соображений. И не очень любим того, с кем его подписываем. Вот выиграем время – и мы им еще это все припомним.