Где дно Байкала – никто не скажет
Суденышко уходило в море. С берега, поблескивая мощными окулярами, следили за ним теодолиты. Каждые пять минут с катера радировали: "Ухан-один. Ухан-два, я – Ухан. Приготовиться. Внимание. Стоп!" И наблюдатели у теодолитов засекали истинный румб. А на суденышке, где эхолот вычерчивал ломаную линию дна, штурманский электрик нажимал кнопку, и на ленте эхолота появлялся контрольный штрих. Теперь эта точка моря намертво "привязана" к береговым ориентирам.
– Байкал все же мельче, чем это показано на картах, – разглядывая запись эхолота, убежденно говорил начальник экспедиции глубоководных промеров Борис Филиппович Лут.
– Но ведь профессор Верещагин тоже измерял тщательно, – возражал кто-то из команды.
– Поэтому и должны мы проверить тоже тщательно, – парировал начальник. – Эта история уже тянется сотни лет.
Снова и снова катерок утюжил море, и по-прежнему за ним неотступно следили теодолиты. Радисты настойчиво ловили позывные. А беспристрастный эхолот упрямо утверждал – нет максимальной глубины, обозначенной на всех картах мира. И наконец, было объявлено официально, наибольшая глубина Байкала 1637 метров. Профессор Верещагин в 1931 году ошибся, определив ее в 1741 метр. Так почему же столько лет ученые пользовались неверной картой глубин, и разве трудно было измерить Байкал, который при всей его глубоководности значительно уступает давно исследованным океанам?
Как в Байкале нашли дно
Начало этой истории уходит в седую старину. Теперь уже и трудно проследить за последовательностью всех событий, подернутых дымкой времени. Впрочем, оперируя сведениями достаточно достоверными, можно попытаться обрисовать, как все это происходило.
1797 год. В небольшом рыбацком поселке, что прилепился к высокой стене гор, нависших над Байкалом, появились двое. Местный рыбацкий люд с интересом смотрел, как приезжие разматывали длинные веревки и возились с какими-то непонятными инструментами.
– Откуда и что с веревками будете делать? – любопытствовали рыбаки.
– С Алтая, с Колывано-Воскресенских заводов. Путь на восток к свинцовой нерченской руде отыскиваем. А веревками море мерить будем, – охотно отвечали приезжие.
– Мудреная штука, – отвечали рыбаки. – Нет у нашего моря дна.
Но служащие железноделательных заводов Сергей Сметанин и Егор Копылов зафиксировали между истоком Ангары и устьем Селенги глубину в 1238 метров.
Так в историю изучения байкальских глубин вкралось первое сомнение: ведь утверждения рыбаков подкреплялись авторитетом просвещеннейшего человека тех времен, русского посла в Китай Николая Спафария. Ведь он еще за сто лет до Сметанина и Копылова писал: "...великая пучина, многажды мерили сажень по сту и больше, а дна не сыщут оттого, что кругом Байкала везде лежат горы превысокие и на некоторых летнею порою снег не тает".
1837 год. Баргузинский залив. Опять на берегу кучка людей разматывает длинные веревки. Работой руководит подвижный мужчина с выправкой кадрового военного. Ему помогает женщина-бурятка, жена. Среди работающих много бурят. Руководитель свободно изъясняется на их родном языке, хотя по виду он явно европеец. Так это и есть. Двенадцать лет минуло с того момента, когда блистательные гвардейские полки вышли на Сенатскую площадь, чтобы свергнуть царя. За это вольнолюбивых офицеров ждали петля, казематы, ссылка.
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье.
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Нет, не пропал труд декабриста Кюхельбекера. Сделанные им глубоководные промеры Баргузинского залива легли в основу представления тех времен о подводном рельефе этого громадного залива. Еще раз упорство скептиков, утверждавших, что в Байкале дна нет, было поколеблено.
Дно теряется и вновь находится
В 1866 году весь мир облетело чрезвычайной важности известие. По глубоководному трансатлантическому кабелю, проложенному между Европой и Америкой, телеграф принес первую телеграмму.
Но вернемся к Байкалу. Еще за семь лет до трансатлантического триумфа безвестный лейтенант Кононов уже занимался промерами от Лиственничного к Посольскому берегу с целью прокладки телеграфного кабеля через Байкал.
Глубже и глубже уходит смоленая пеньковая веревка. Сто саженей, двести, триста, пятьсот, семьсот. И неведомо было лейтенанту Кононову, что намокшая веревка ложится на дно и тянет за собой все новые и новые порции. Впрочем, это неудивительно, в одном из пунктов Атлантики несколько английских экспедиций тоже никак не могли достать до дна. При последней попытке за борт стравили 15 тысяч метров лотлиня. Это место уже было объявлено глубочайшим в мировом океане. Лишь много лет спустя, к собственному конфузу, англичане установили, что глубина здесь всего полкилометра.
– Вира, помалу, – наконец скомандовал лейтенант, с сожалением глядя на громадный опустевший барабан – кончился лотлинь.
– Нету, ваше благородие, дна у сибирского моря, – убежденно заговорили помощники из местных рыбаков, радуясь, что нелегкая работа близится к концу.
Шли годы. Совершенствовалась техника измерения глубин. Мичман американского флота Брук в середине девятнадцатого столетия изобрел лот с автоматически отделяющимся грузом. Едва груз касался дна, как срабатывали пружины и фиксировали глубину. Все флоты мира обзавелись лотом Брука. Правда, позднее специалисты, разбираясь в научном наследии Петра I, наткнулись на чертежи прибора, удивительно напоминавшего лот Брука. Но изобретение мичмана уже плотно обосновалось в арсенале морских измерительных средств, так приоритет русских незаслуженно перешел к американцам.
Польское восстание 1863 года было разгромлено, и активный его участник профессор зоологии Варшавского университета Бенедикт Дымбовский волею сложившихся обстоятельств очутился в селе Култук. Конечно, польского профессора не могло не заинтересовать уникальное озеро и что делается в его таинственных глубинах.
С большим трудом добываются приборы, многие делаются на месте другом Дымбовского Виктором Годлевским. Даже веревки приходилось свивать самим. Но вдвоем не выедешь в море, а местные жители участвовать в промерах наотрез отказались: "Святое море, Бурхан накажет, не гневите морского владыку, дна у моря нет".
И тем не менее поляки выехали по льду в море и провели очень точные промеры южной котловины, уже с учетом наклона троса и отделяющегося груза. А серия глубинных температур, взятая ими, явилась единственной в практике озерных работ и была повторена лишь пятьдесят лет спустя профессором Верещагиным.
– Самым трудным для нас было изготовление веревок, – говорил тогда Дыбовский, – лучше всего подошла бы тонкая стальная проволока.
Три года спустя сэр Томпсон, впоследствии ставший лордом Кельвином, запатентовал проволоку и автоматический тормоз, который срабатывает в момент касания дна.
Ошибка профессора Верещагина
Профессор Глеб Юрьевич Верещагин, организатор Байкальской экспедиции 1916 года, которая переросла в стационар, а затем в лимнологическую станцию, проработал на Байкале двадцать восемь лет. И лишь внезапная смерть оборвала его многогранную деятельность. Этот необыкновенно талантливый ученый сделал для изучения Байкала очень много. И то, что он порой ошибался, вряд ли стоит ставить ему в вину. К сожалению, одной из его ошибок было неверное определение глубин.
В 1931 году лотом со всеми современными приспособлениями Верещагин обнаружил глубину в 1741 метр. Случилось это на траверсе мыса Ухан в 10 километрах от берега. Глубина эта вошла во все учебники географии мира и повторена на сотнях географических карт, хотя экспедиция гидрографического управления, составлявшая на рубеже XX века лоцию Байкала, такой глубины не обнаружила. Почему Верещагин не предал этому значения, сказать трудно. Ведь гидрографы мерили очень тщательно.
Но, видимо, сомнения все же у профессора были. В 1934 году катер "Бенедикт Дымбовский" спешно оборудуется эхолотом. Этот прибор еще несовершенен. Под корпусом судна взрываются специальные патроны, и звуковая волна идет ко дну. А в рубке, прильнув к гидроакустическим наушникам, профессор засекает секундомером момент возвращения отраженной волны.
– Вышли на траверс Ухана, – докладывает капитан.
Глухой взрыв под катером, и спустя доли секунды отраженная волна сообщает: глубина 1607 метров.
– Прибор несовершенен, – говорит профессор, хотя показаниями он озадачен.
На следующий год "Дымбовский" снова дрейфует против мыса Ухан с целью проверить указания эхолота простым лотом. Но в результате нелепой случайности рвется трос, и кусок более километра вместе с гирляндами батометров и термометров ложится на дно.
Больше Верещагин к промерам не возвращался. Только перед самой смертью, почти десять лет спустя, высказал мысль о детальной ревизии большой глубины, но осуществить ее ученые смогли лишь в 1956–59-х годах. Впрочем, здесь тоже не обошлось без курьезов. Геолог Ломакин, плохо разбираясь в устройстве современного ультразвукового эхолота, нашел в среднем Байкале почти двухкилометровую глубину. Это известие взбудоражило геологов всего мира. Но увы, Ломакин тоже ошибся.
Точку в этой истории, начавшейся почти четыреста лет назад, поставили детальные промеры, произведенные в последнее время. И теперь, как утверждают ученые, байкальское дно "закреплено" постоянно. Самая большая глубина в Байкале была обнаружена у восточного берега острова Ольхон на участке прибрежья между мысами Ижимей и Хара-Хушун в 8–12 километрах к востоку от берега. При измерениях в 1959–60-х годах тросовым лотом со льда здесь была зафиксирована глубина 1620 метров. На навигационной карте, изданной в 1974 году, данные эхолотного промера уточнены введением поправки на скорость звука в воде и получена глубина 1637 метров.
P.S. Есть предположение, что эта величина не окончательна. По мнению некоторых сотрудников Лимнологического института, в случае проведения новых промеров глубины Байкала может возникнуть другая цифра. Ведь дно Байкала меняется, деформируется, а вместе с тем появились современные методы измерения, обладающие большей точностью, которые способны это зафиксировать.
