Последний архиерей царской России
Митрополит Виталий (Устинов), скончавшийся в канадском городе Мансонвилле – последний православный архиерей, родившийся еще в царской России. Однако почти всю свою жизнь – почти 86 лет – он прожил за границей, куда его вывезли 10-летним кадетом, когда войска генерала Врангеля эвакуировались из Крыма.
Судьба митрополита трагична: долгие годы он делал все, что, по его мнению, должно было укрепить Русскую православную церковь за рубежом (РПЦЗ). А, будучи уже в преклонных летах, оказался вне этой церкви, которая стремительно продвигается по пути слияния с Московским патриархатом.
Хотя именно владыка Виталий сделал для этого максимум возможного. Такая точка зрения кажется парадоксальной – ведь бывший первоиерарх РПЦЗ был самым последовательным противником любых контактов с «красным», «кагэбешным» и «экуменическим» Московским патриархатом. Пока он находился во главе церкви (до 2001 года), не было и речи о том, чтобы руководитель «белой» зарубежной церкви встречался с кавалером советских орденов Алексием II.
И все же… Именно при митрополите Виталии РПЦЗ получила уникальный шанс завоевать симпатии российских верующих – в ситуации, когда все официальные советские институты, к которым относилась и патриархия, находились в состоянии сильнейшего кризиса. Один из виднейших ее иерархов, митрополит Филарет (Денисенко), поднял бунт против недавних коллег, в кратчайшие сроки превратившись из гонителя украинской автокефалии в ее трибуна и предводителя. В печати появлялись статьи с разоблачениями агентурных псевдонимов почтенных митрополитов. На этом фоне «зарубежная» церковь выглядела градом на холме, в неприкосновенности сохранившим традиции православной России. Старые советские обвинения «зарубежников» в сотрудничестве с гестапо и ЦРУ выглядели совершенно нелепыми, как и вся официальная пропаганда, еще недавно бичевавшая «простака» Сахарова и «продавшегося» Солженицына.
Но эта уникальная ситуация была использована РПЦЗ предельно неудачно. Во-первых, церковь начала спешно создавать в России конкурирующие с патриархатом приходы, которые заполнялись кадрами, не всегда достойными – многие из священников были далеко не лучшими служителями церкви, подавшимися в РПЦЗ после конфликтов с собственными правящими архиереями. Первый же архимандрит, перешедший из патриархата к «зарубежникам», тут же был возведен в епископский сан – несмотря на вполне советское прошлое, в котором были и сотрудничество с властями, и борьба за мир в официальном исполнении. Нет ничего удивительного, что сей архиерей – епископ Валентин – спустя несколько лет со скандалом ушел из РПЦЗ.
Во-вторых, российским верующим Зарубежная церковь смогла представить «зады» семинарского богословия плюс монархизм столетней давности. Пусть временное, но все же сближение с черносотенной «Памятью» в первой половине 1990-х годов сделало РПЦЗ неприемлемой для интеллигенции.
Таким образом, перспективы «зарубежников» внутри страны очень быстро свелись к нулю. Это совпало с вполне понятным и предсказуемым возрастным кризисом в церкви. От эмиграции первой волны остались единицы – такие, как владыка Виталий, уехавшие из России в детском возрасте. Практически то же происходит сейчас и со второй волной, влившейся в РПЦЗ в военные и послевоенные годы. Третья волна проявляла мало интереса к архаичной церкви. А потомки эмигрантов обычно сливаются с западной публикой, часто забывая не только религию, но и язык своих предков.
Все это привело к тому, что «зарубежная» церковь оказалась в тупике, из которого большинство ее епископата решило выйти самым простым способом – договорившись с патриархатом об условиях относительно почетной капитуляции. А раз этому препятствовал упрямый престарелый предстоятель, то его без особых церемоний и почестей отправили на заслуженный отдых. Разгневанный митрополит порвал со своими бывшими подчиненными.
Дальнейшие события вылились в трагедию старца, имя которого в своих интересах использовала две небольшие группировки, отколовшиеся от РПЦЗ. Одна в самые последние недели жизни митрополита, в свою очередь, раскололась на две непримиримо конфликтующие друг с другом части. Возникла драматическая ситуация: в мансонвилльском Спасо-Преображенском скиту, где находилась резиденция владыки, одна из группировок заняла свечную мастерскую, где и провела свой собор, а другая тем временем контролировала остальные здания, в том числе и покои митрополита. Обе предъявляли документы, на которых стояла подпись уже мало что понимающего старого и больного человека. И каждая группировка считала своим главой владыку, до которого, похоже, с большим трудом доходили резоны их ожесточенных споров и взаимных обвинений. Теперь, после смерти митрополита, все участники этого фарса лишаются последней символической связи со «старой» РПЦЗ.
Похоже, впрочем, что имя владыки Виталия и дальше будет использоваться явно маргинальными деятелями для легитимации своей церковной позиции. Но вряд ли их баталии будут интересны людям, интересующимся церковной жизнью. Они запомнят другое – первые послевоенные месяцы, когда молодой тогда иеромонах Виталий спасал советских граждан, которые оказались на севере Германии и подлежали выдаче на родину, где их ожидала, в лучшем случае, сибирская ссылка. Спасал, рискуя своей жизнью – при неблагоприятном развитии событий его, «старого эмигранта», могли запихнуть в грузовик и самого отправить на расправу – такие случаи были. И одного этого достаточно, чтобы имя покойного митрополита не только осталось в истории православной церкви, но и вспоминалось с уважением.
