Тайны педагогического искусства-1

Что такое наука педагогика и чем опасно педагогическое наукообразие.

К своей докторской диссертации по педагогике я до сих пор отношусь без должного почтения. Хотя бы потому, что, оставаясь физхимиком-экспериментатором, рассматриваю свои занятия со старшеклассниками СУНЦ МГУ и со студентами не как основанный на «научных» методиках процесс, а как искусство. Эта идея не новая - о том же еще полтора века назад писал Ушинский.

Однако до сих пор мне, как члену ученого совета при МГПУ, не попалась ни одна педагогическая кандидатская диссертация, в которой соискатель осмелился бы назвать педагогику искусством.

Везде таблицы, графики, схемы - полное наукообразие. Именно поэтому применение последних (по времени написания диссертаций) достижений научно-педагогической мысли ограничивается обычно процессом подготовки работы к защите самим соискателем и его коллегами. Ведь работа считается хорошей, если в ней улучшается «повышаемость усвояемости». И в ходе апробации очередных «инноваций» желание диссертанта лучше научить подсознательно передается ученикам - они действительно обычно демонстрируют лучшие результаты по сравнению с «контрольной группой».

Конечный результат деятельности многочисленных российских ученых от педагогики - бесчисленные мертвые схемы и неработающие рекомендации.

Человек со всеми своими чувствами, эмоциями, интуициями не вписывается в большинство рационально-логичных методических предписаний. Основная причина этого, на мой взгляд, заключается в том, что праксеологическую (ориентированную на практику человеческих отношений) педагогику стремятся рассматривать как науку-естествознание.

На самом деле можно выделить по крайней мере три поля наук, весьма сильно различающихся между собой:

1. Интеллектуалистика. К ней относятся математика, философия, метафизика, теология (богословие) - древнейшие из наук. Существует мир идей - понятий, чисел, фигур, ценностей, архетипов, которые ни из какого жизненного опыта не вытекают. Интеллектуалистика имеет в качестве предмета мир идей.

Интеллектуальные науки не ставят перед собой практической цели.

В них развертывается общечеловеческий разум, который оперирует чистыми, интуитивно понятыми абстракциями, смыслами, границы которых нельзя произвольно ни сузить, ни расширить.

Независимо от того, верим мы в Бога или нет, необходимо признать, что Бог - это богатейшая по смыслу и социально значимая идея. Наука о Боге - теология, существует наряду с геометрией с древнейших времен и заслуживает всякого понимания. Поэтому сложнейшие понятия религиозной догматики могут получить неожиданное на первый взгляд математическое обоснование. Хотя сведение академиком Раушенбахом христианского догмата о троичности к вектору в трехмерном пространстве выглядит вульгарным, оно хорошо отражает единство научного поля математики и теологии.

Для интеллектуальных наук нет иного критерия успеха, чем ясность, строгость, изящество доказательств при максимальном смысловом богатстве и простоте рассуждения.

Успех в этих науках не зависит от жизненного опыта: творческий расцвет достигается в молодости. Врожденная сила интеллекта значит здесь гораздо больше, чем упорство, наблюдательность, систематичность. Интеллектуальные науки имеют право не заботиться о том, где, кто, когда и для чего их будет применять, а также о какой-либо проверке устанавливаемых ими законов.

Разумеется, границы между полями наук расплывчаты - «чистая» математика (интеллектуалистика) может стать вполне прикладной и в виде компьютерной программы окажется в ряду праксеологических наук (см. ниже).

2. Естествознание. Естествознание как класс наук принципиально отличается от интеллектуалистики. Его предмет - природа. Явления природы даны нам лишь постольку, поскольку существует человек с его особенностями. Будь человек размером с вирус или с Эверест, мир природы был бы совершенно иным, хотя мир идей мог бы оставаться прежним. Почему природа такая, а не другая, почему она обладает определенным набором констант и вечны ли эти константы - на эти вопросы естествознание не отвечает. Все естествознание возникает из соприкосновения человека с природой. Основа естествознания - опыт.

Мы можем изучать природу лишь поскольку сами в нее включены, являемся ее частью. Изучать природу можно лишь в связи с человеком. Представить себе природу вне человека или человека вне природы - невозможно. Из этого противоречия и рождается собственно научная, познавательная позиция. При изучении природы формулируются основные принципы научного исследования: вера в неизменный порядок мироздания, необходимость отграничивать субъект от объекта, возможность опытной проверки и опровержения.

Специфику естественнонаучного знания можно определить тремя признаками: истинность, интерсубъективность и системность.

Истинность научных истин определяется принципом достаточного основания: всякая истинная мысль должна быть обоснована другими мыслями, истинность которых доказана. Интерсубъективность (объективность) означает, что каждый исследователь должен получать одинаковые результаты при изучении одного и того же объекта в одних и тех же условиях. Системность научного знания подразумевает его строгую индуктивно-дедуктивную, логически связанную структуру.

3. Праксеология. Праксеология объединяет науки, которые служат практике человеческих отношений и называются прикладными.

Праксеология как класс наук включает в себя психологию, социологию, этику, экономику, педагогику, политологию, юриспруденцию, другие науки, суть которых состоит в реализации общепринятых или значимых ценностей с помощью научных, рациональных методов. Должное обосновывается в праксеологии исходя из знания о сущем, возможном, идеальном и необходимом.

Может возникнуть вопрос: зачем нужно объединять в один класс наук совершенно разные «практики»; такие как воспитание детей, руководство людьми, управление финансами?

Ответ прост - все виды человеческой практики связаны и обуславливают друг друга.

Создать оптимальное сосуществование людей, реализовать призвание человека, можно, лишь увязав, соединив друг с другом экономику, мораль, религию, образование, технику, массовую культуру и прочее. Бесполезно стремиться к достижению социально-значимых целей, не согласовывая их друг с другом, не имея ввиду какой-то общей для человечества цели. Рационализация всего массива человеческой деятельности - главная цель праксеологии.

Совершенно очевидно, что педагогика не может быть интерсубъективной, т.е. результат учебы зависит от личности учителя. Однако благодаря естественнонаучной методологии, недопустимой для педагогики, как прикладной науки о взаимодействующих личностях учителя и ученика, методика преподавания приближается к методике форматирования и наполнения компьютерного жесткого диска - все структурирование информации логично и рационально, но не учитывает отличий человека от компьютера.

При этом система обучения ориентирована, хотя об этом явно не говорится, на «учение с отвращением» - школьные, да и вузовские предметы преподносятся как горькие, но совершенно необходимые и полезные лекарства.

Общественное по своей сути научное знание не становится личностным, т.е. нужным конкретному школьнику и студенту, поскольку общепринятые методики игнорируют эмоции, наличие личностных смыслов, а в последнее время и возрастные особенности школьников.

Именно в подобном игнорировании заключается научно-педагогическая причина провала попыток реформировать российское образование в течение последних 15 лет.

Впрочем, большинство образовательных «реформ» показывает, что их двигателем было административное рвение, но не педагогическое обоснование. Особенно это заметно на примере истории внедрения совершенно чуждого российскому менталитету и образовательным традициям ЕГЭ.

В конечном итоге очищенная от личностных особенностей учителя и ученика «научная», а на самом деле наукообразная педагогика, низведенная до конкретных методик преподавания, годится только для очищенных от всего человеческого компьютеров.

И защиты «чистых» педагогических диссертаций, особенно по специальности «методика преподавания», напоминают известную притчу о средневековых схоластах:

«Фома Аквинский и Альберт Великий, прогуливаясь по саду, рассуждали о том, есть ли у крота глаза. Садовник, услыхав их спор, пересыпаемый ссылками на авторитеты, предложил принести свежепойманного зверька, чтобы посмотреть, кто прав. Но ученые возразили, что это ни к чему. Ведь они спорят о том, есть ли у теоретического крота теоретические глаза.»