Как российские власти могли бы отреагировать на гибель Бориса Немцова
У российских властей, если предположить, что там остались люди, способные к рациональной оценке ситуации, сейчас есть ключевая задача. Нужно остановить импорт донецкого насилия внутрь российского общества. После убийства Немцова риски многократно возросли для всех. Дестабилизация взяла высокий темп. И что будет завтра, предсказать не сможет уже никто. На месте Кремля мы бы беспокоились.
С другой стороны, у оппозиции и людей, считающих необходимым почтить память Бориса Ефимовича, есть понятная потребность — задуматься о том, как сохранить его имя, какой памятник поставить погибшему политику. Идут споры о том, что это могла бы быть памятная доска, или переименованная улица, или даже переименованный Москворецкий мост, как предложил Касьянов.
Отметим: для общества такие формы почестей необходимы, они совершенно правильные. Но друзья Немцова говорят, что сам он, скорее, посмеялся бы над такого рода проектами. Какой вздор! Человеку, который больше других любил жизнь, ставить посмертный каменный памятник! Монумент монументом, но нам нужно подумать и о том, какая память была бы похожа на него настоящего.
На первый взгляд, эти две задачи — трудности управления, стоящие перед Кремлем, и память о Немцове для страны — никак не связаны. Особенно учитывая то обстоятельство, что на прощание с Борисом Ефимовичем не явился никто из высшего руководства страны. Не хотят, стало быть, попасть в плохую компанию, даже из соображений простой человеческой порядочности.
Но в данном случае речь не о морали, а о рациональной стратегии для власти — направленной на стабилизацию ситуации и передышку для всех. Мораль вообще недоступная роскошь для актуальной России. Все, кто много лет мечтал сорваться с цепи, сейчас в экстазе. Вот один профессор (и нет, это не Дугин) написал в Facebook 28 февраля, что, мол, одной тварью меньше. Молчал ведь раньше, прикидывался человеком. Видно, легендарные «ополченцы» задают в российском обществе новый категорический императив: жить как Моторола. И профессора пускаются в дикий пляс.
В этом смысле прав Чубайс, который призвал все политические силы после трагедии на Москворецком мосту остановиться. Альфред Кох напрасно прочитал это как посмертное предательство интересов Немцова. Борис Ефимович никогда не призывал к насилию как методу разрешения политических противоречий. В этом смысле самое время сказать «стоп!».
Наших мертвых нам уже не вернуть, но у нас еще остались живые — заключенные, заложники, взятые в плен на необъявленной войне. Это в первую очередь голодающая Надежда Савченко, гибель которой в российской тюрьме нанесет еще один удар по отношению к России в мире, да и по нашему самосознанию. Россия не должна стать местом, где женщины в муках умирают в тюрьмах, попав туда неизвестно за что, по надуманным и политически ангажированным обвинениям. В заложниках не только Савченко, но и другие политические заключенные, в том числе по «болотному делу».
Освобождение Савченко из следственного изолятора и амнистия всех российских политзэков были бы лучшей памятью о Борисе Немцове. В последние годы он много сделал для того, чтобы политические оппоненты власти не садились в тюрьмы по уголовным статьям. Немцовская амнистия стала бы жестом гражданского примирения. Жестом, означающим, что российские власти не хотят переноса политических моделей «ДНР» внутрь России. Маховик насилия раскручен, общество готово к войне. России нужен противоход, нужно экстренное торможение. Градус агрессии нужно сбивать — теперь уже вручную.
Вопрос в том, осознали ли это власти. По крайней мере, потери лица и слабости в такой амнистии на крови никто не увидит.