Горячее лето 1879 года
Ровно 125 лет назад при загадочных обстоятельствах губернская столица была полностью уничтожена огнем.
Весь июнь 1879 года Иркутск изнывал от жары. Полный штиль сменялся порывами сильного ветра, который разносил по городу пыль с улиц и солому с постоялых дворов. Селяне, торгующие в выходные на хлебной площади, рассказывали о засухе, которая, несмотря на начало лета, уже поразила практически все районы, прилегающие к Иркутску. В многочисленных трактирах города все чаще говорили о возможном пожаре, вспоминая, как ровно год назад огонь, возникший что называется из ничего, уничтожил почти весь Верхнеудинск. В итоге сложилась ситуация, когда Иркутск просто хотелось поджечь. И люди, которые были готовы сделать это, уже находились в Иркутске.
Иркутск накануне пожара
Помимо аномальной жары и наличия поджигателей будущей трагедии способствовали еще несколько обстоятельств, на которые указывали наиболее прозорливые жители города, но, как обычно бывает, эти люди не были услышаны.
Во-первых, лагерь местного батальона, бойцы которого должны были придти на помощь горожанам в случае чрезвычайных ситуаций, находился на правом берегу Иркута, примерно в полутора верстах от его впадения в Ангару. "Не могу одобрить выбора места под лагерь, — писал иркутский губернатор в своем отчете еще в 1878 году. — Оно чрезвычайно неудобно для части, несущей караульную службу в городе, и особенно в виду перевоза через такую широкую и быструю реку, какова Ангара. Затруднительность скорой переправы большей части войск в город делает их как бы удаленными от города и при надобности в них они не могут скоро явиться, а в случае непогоды на реке при задержке самолета могут и вовсе не переправиться".
Добавим, что самолетом тогда называли паром, который ходил от одного берега к другому на жестком тросе, натянутом поперек реки. За счет придания парому определенного угла по отношению к течению он двигался в нужном направлении. Некоторое подобие тогдашнего "самолета" можно увидеть сейчас на переправе в поселок Шаманка через Иркут. Понятно, что такой способ сообщения был крайне ненадежным.
Во-вторых, в начале лета 1879 года из города чудесным образом исчезли все начальники. Не осталось ни одного человека, который мог бы быстро принять нужное решение, мобилизовать разные службы и скоординировать их работу.
Генерал-губернатор объезжал Забайкалье.
Губернатор еще весной уехал в Санкт-Петербург.
Начальник штаба отправился в командировку на Амур.
Губернский воинский начальник находился на Лене.
Полицмейстер ушел в отпуск и уехал из Иркутска.
Городской голова также был в отпуске и тоже отбыл из Иркутска.
В третьих, в Иркутске напрочь отсутствовал водопровод в каком-либо виде. Одним из источников воды являлись колодцы, которые находились практически в каждой зажиточной усадьбе, но были крайне малы и не могли быть использованы как нормальный источник воды. Большинство дворов пользовались привозной водой, которую доставляли местные водовозы. Парадокс, но в городе, который стоял на берегу огромной реки, вода была одним из самых дорогих товаров.
И наконец, в четвертых, Иркутск был застроен крайне беспорядочно и кучно, без соблюдения нужных интервалов и без использования так называемых брандмауэров — капитальных каменных стен, которые должны задержать огонь и не дать ему распространиться дальше. Надо сказать, что бестолковая застройка всегда была характерна для Иркутска. Еще в начале XIX века иркутский генерал-губернатор озадачился этой проблемой и из ссыльных поселенцев сформировал так называемую команду Гущи. Команда пыталась навести порядок в городском хозяйстве и, надо сказать, добилась на этом поприще определенных успехов, но к 70-м годам Иркутск по-прежнему представлял собой беспорядочное скопление домов и подсобных построек.
Единственное, что как-то успокаивало иркутян, это наличие в городе достаточно сильной и неплохо оснащенной пожарной команды. Возгорания в Иркутске случались нередко, но пожарные, вооруженные паровым пожарным локомотивом, 21 ручной пожарной машиной, 19 пожарными бочками и четырьмя выдвижными лестницами, всегда справлялись со стихией.
Однако поджигатели знали об этом и разработали хитроумный план, как нейтрализовать городскую пожарную команду.
Пожар на купеческой даче
Вопрос о том, подожгли Иркутск или город загорелся сам, долго обсуждался обывателями и местным начальством. Первые были уверены в наличии поджигателей, вторые отрицали присутствие оных. Понятно, что генерал-губернатору Фредериксу с окружением и полицмейстеру Заборовскому была выгодна версия о случайном возгорании. Иначе как бы они объяснили свое полное бездействие, когда незадолго до пожара весь город судачил о появлении в Иркутске шайки поджигателей — той самой, которая спалила Верхнеудинск в июне 1878 года? В итоге органы дознания не нашли причин говорить о поджоге, хотя элементарный здравый смысл и даже поверхностный анализ событий 22 и 24 июня подсказывал обратное.
Итак, 22 июня 1879 года стояла тихая и жаркая погода. В четвертом часу дня на каланчах были выброшены пожарные знаки, но никто не обратил на них внимания, поскольку ни огня, ни дыма нигде не наблюдалось. Ничего удивительного в этом не было, поскольку пожар вспыхнул на левом берегу — в Глазковском предместье, на даче купца Черных. Мы уже говорили о трудностях переправы через Ангару. Самолет представлял из себя медленную и ненадежную конструкцию, однако другого пути не было. И пожарный обоз во главе с брандмейстером и приставами всех трех пожарных частей Иркутска погрузился на паром и отправился на левый берег. Примерно одновременно с прибытием пожарных к даче Черных прибежали солдаты третьей роты местного батальона, расквартированного, как мы помним, на правом берегу Иркута, под командованием поручика Фотенгауэра.
Пожарные вместе с военными успешно боролись с огнем, который к их появлению успел набрать силу и уже грозил местному церковному двору и самой церкви. Когда стало ясно, что пожар локализован и дальше усадьбы Черных огонь не пойдет, над центральной частью Иркутска внезапно появился столб дыма. На часах было примерно полшестого. Как потом выяснилось, пожар начался на Баснинской улице, в одном из надворных строений в усадьбе мещанина Ушакова. По словам хозяина, подтвержденным всеми соседями, стайка, откуда началось возгорание, была совершенно пуста, ее долгое время не использовали и никаким образом без посторонней помощи она загореться не могла. В мгновение ока огонь распространился не только по двору Ушакова, но и по близлежащим усадьбам чиновника Вагина и купчихи Останиной. В городе на тот момент находилась лишь вторая пожарная часть, причем без брандмейстера и пристава, которым оставалось лишь наблюдать с левобережной Глазковской горы, как огонь охватывает все новые кварталы правобережного Иркутска.
Поборов первое оцепенение, пожарные бросились к берегу. Полковник Липинский, исполняющий обязанности начальника штаба и присутствовавший на пожаре в Глазково, отдал аналогичный приказ военным. В спешном порядке все погрузились на самолет. Солдаты поручика Фотенгауэра на паром не влезли, их усадили в баркас и прицепили к самолету. Однако на середине реки трос самым неожиданным образом лопнул, и нижних чинов на совершенно не управляемом суденышке (в баркас никто не догадался положить хотя бы пару весел) понесло вниз по течению. Ценою неимоверных усилий пассажирам баркаса удалось пристать к берегу значительно ниже Иркутска, и они прибежали на пожар, когда полыхал уже весь центр города.
Вряд ли вся эта цепочка событий, происшедших в Иркутске 22 июня с четырех до шести часов пополудни, явилась трагическим совпадением случайностей. Совершенно очевидно, что один или несколько человек разработали план поджога Иркутска и сделали все возможное, чтобы план успешно осуществился.
Сначала была подожжена дача купца Черных, расположенная в Глазково. В поджоге здесь никто не сомневался, поскольку дача стояла пустая и сам по себе огонь здесь возникнуть не мог.
Затем, когда пожарные едва ли не в полном составе переправились на левый берег, вспыхнула опять же необитаемая постройка в усадьбе Ушакова. И в этом случае поджог был очевиден. Однако здесь официальное расследование не дало окончательного ответа о причинах возгорания.
И наконец, баркас с солдатами оторвался от самолета, и пожарные остались без столь необходимой помощи. Этому инциденту в то время никто так и не дал должной оценки, однако есть свидетельства того, что на злополучном канате были видны следы топора.
Битва за архиерейский двор
Мы еще поговорим о том, что за люди появились в 1879 году в Иркутске и зачем эти люди с маниакальным упорством поджигали город. А сейчас проследим за тем, как развивались события 22 июня. К моменту, когда основной пожарный обоз возвратился на правый берег, пылало уже несколько центральных кварталов. Огонь переходил на Грамматинскую улицу. Ветер беспрестанно менял направление с северо-западного на юго-западный. Сориентироваться в этом огненном хаосе и толково выставить оборону было крайне сложно. Лошади второй пожарной части, долгое время беспорядочно сдерживающей распространение огня, были до крайности измучены и напуганы. Не лучше выглядели лошади первой и третьей пожарной частей, только что вернувшихся с Глазково. В придачу к этому подвоз воды был крайне затруднен из-за полной неразберихи на улицах. Исполняющий обязанности полицмейстера Филипович, вовремя осознав, что бороться с огнем невозможно, отдал приказ о разборке зданий, смежных с горящими кварталами, дабы затруднить огню дальнейшее продвижение по улицам. В месту пожара были призваны все рабочие.
Несмотря на усилия пожарных и личную доблесть некоторых горожан (в частности, брандмейстера Верле и управляющего золотосплавочной лабораторией Савицкого), отмеченную всеми современниками, огонь полностью уничтожил такие важные объекты, как Владимирская церковь и юнкерское училище. Возле церкви располагалась квартира полковника Липинского, который, как мы уже сказали, исполнял обязанности начальника штаба и с первых минут был на переднем краю битвы с огнем. Известие о том, что его квартира сгорела, а денщики успели вынести только самое необходимое, полковник воспринял с внешним спокойствием и продолжал руководить военными.
К десяти вечера в городе горело 11 кварталов. Пожарные сконцентрировались возле Спасской церкви, полные решимости отстоять архиерейский двор с расположенными там духовной консисторией и мужским духовным училищем. Сюда же по распоряжению тайного советника Лохвицкого, председателя в совете главного управления, и действительного статского советника Измайлова, взявшего на себя функции губернатора, была переброшена часть войск. Разборка прилегающих к усадьбе заборов и деревянных построек шла настолько успешно, что огонь действительно был здесь остановлен. Оценив героизм пожарных и военных, уже на следующий день сам архиерей преосвященнейший Вениамин привез Измайлову 200 рублей для раздачи наиболее отличившимся нижним чинам.
Лишь в пять часов утра горожане наконец-то смогли вздохнуть спокойно: несмотря на бушующее море огня, по направлению ветра гореть в Иркутске было нечему: все деревянное было истреблено, а от каменных зданий остались одни остовы. Полностью сгорели 11 кварталов, еще три были повреждены частично. Были жертвы: в огороде своего дома сгорел маленький ребенок, посреди улицы от встречного пламени вспыхнула женщина. Одному из рабочих листом кровельного железа обрезало пальцы обеих рук, еще один рабочий расшибся, упав с крыши здания Губернского собрания. Досталось даже действительному статскому советнику Измайлову (он получил легкие ушибы при защите духовного училища) и штабс-капитану юнкерского училища Домбровскому (все в том же архиерейском дворе его ударили багром по голове).
Продолжение следует.
