Александр Архангельский о трагедии в Париже: с кем мы – с жертвами или убийцами?
Есть правило: когда вы идёте на похороны, надо взять с собой цветы, принять скорбное выражение лица и не говорить гадости близким покойного.
Это железное правило в российском Фейсбуке было тотально нарушено; увы – в «православном сегменте» тоже. Сколько самоупоения собственной моральной правотой, сколько знания всех тайн истории; сколько язвительной благодарности: спасибо Тебе, Господи, что я не как этот бумагомарака. Тогда как выбор в эти дни предельно прост: между жертвой и убийцей. Кажется, нетрудно сделать, а?
Что же до самих картинок, то они ислам не оскорбляли. По крайней мере, судя по тому, что видел я. Чего, кстати, не скажешь, о карикатурах «Шарли Эбдо» с использованием христианской символики; там бывало, прямо скажем всякое. И это мягко выражаясь.
Но ведь никому из христиан в голову не приходило брать в руки оружие и идти «наказывать» редакцию или «хотя бы» бить в ней окна! Почему же нужно делать для кого-то исключение? Косвенно поддерживать насилие? Вставать на сторону террора или как минимум оправдывать его тем, что «эти сами нарвались».
Есть еще одна важная вещь. Принимать ее совсем не обязательно, но как минимум нужно понять. Французская культура относится к сатире по-другому. Не так, как наша и тем более арабская. Она ВСЕГДА про политику. Даже если «про бога».
Французский художник, рисуя шаржи на икону или травестируя святыню, вплоть до прямого богохульства, думает никак не о религии, а о свободе. Он все время повторяет нам, что нет ни одного объекта, свободного от равенства в свободе. (Прошу прощения за тавтологию.) Перед смехом и сарказмом все равны; это, если угодно, одна из главных традиционных ценностей французов.
Такова, отчасти, и датская культура. Здесь полезно напомнить историю 2005-2006 годов, скандал с карикатурными изображениями пророка в датских газетах; на одного из художников, Курта Вестергора было совершено потом покушение, и он был вынужден жить под охраной полиции.
Повторяю, все это может очень не нравиться. Вызывать реакцию морального отторжения. Но, во-первых, пожалуйста, спорьте словами, а не пушками – и желательно не на похоронах. Во-вторых, имейте в виду, что «вырвать с корнем» этот принцип из французской и датской культур невозможно, можно только уничтожить вместе со всей культурой в целом.
Надеюсь, из этого никто из ревнителей благочестия не сделает вывод, что нужно сбросить на Европу бомбу? Как-то не хочется всуе цитировать общеизвестные слова Спасителя о злаках и плевелах; Он велел оставить и те и другие – до скончания века. А мы? Мы с Ним или с террористами, которые как раз убеждены, что знают, где именно плевелы – и как их отделить от злаков?
Что же до злорадных разговоров, что вот, разгул демократии доводит до открытого террора, то давайте не обманывать себя. Терроризм непобедим. Он может менять формы, обличия, не меняя своей сути. Он может вспыхивать, он может затухать, но гарантий от него нам никто никогда не даст. И то, что у нас сегодня терроризм притих – конечно, здорово, но не нужно быть пророком, чтобы предвидеть его возвращение. Те, кто думают, что уничтожение свобод защитит нас от террора навсегда, наивны.
Это как с неизлечимой болезнью. Идеального лекарства нет и быть не может. Можно применять хирургический метод – этот путь избрал Израиль. Но тогда придется проводить операцию за операцией, без пауз. Можно применять превентивные средства – это дорога Европы. Но тогда в какой-то миг ремиссия закончится и организм даст новый сбой.
А можно заглушать болезнь тяжелыми антибиотиками; это наш выбор. Глушим опасность вместе со свободой и развитием, думаем, что все отлично. Ничего подобного. Действие любого антибиотика заканчивается и он перестает помогать. Причем раз и навсегда. А новых, неиспользованных антибиотиков все меньше и меньше. Рано или поздно они все кончатся, и что тогда?
Вообще, по-моему, все разговоры про то, что можно жить в безопасном мире – от лукавого. Универсального рецепта безопасности никто не знает. Как учил нас другой великий русский писатель – Александр Сергеевич Пушкин: «и от судеб защиты нет». Поэтому каждый сам выбирает лекарство. И нам следует упорно думать не про то, правильно ли выбрали его наши соседи, а про то, насколько эффективно мы лечим сами себя.
