Последний месяц зимы...

«Февраль. Достать чернил и плакать! Писать о феврале навзрыд...» Пастернак так и не отрыдал своё.

13 февраля 1917 года директор императорских театров Владимир Теляковский записал в своём дневнике о последних событиях в России: «Из всех разговоров с русскими людьми в Москве я твёрдо убеждён, что не может долго просуществовать наш прогнивший до мозга костей строй. Никакой Вильгельм не мог бы сделать стране столько зла, сколько ей сделал царь, допустивший себя морочить кучке проходимцев. Это даже не правые и не крайние правые, а просто наполовину дураки и наполовину нечестные люди, которые даже очень дешево покупают и продают отечество и Россию...»

В тот же день в своей газете «Утро России» известный предприниматель-миллионер Павел Рябушинский заявил: «Мы вот теперь говорим, что страна стоит перед пропастью. Но переберите историю: нет такого дня, чтобы эта страна не стояла перед пропастью. И всё стоит».

Восемьдесят лет отсвистело с того февраля – а всё мёрзнем. Холод. Стужа. Озимь с инеем синим. «Ой, мороз, мороз, не морозь меня...» Да неужто и в самом деле вся Россия, как Зимний дворец? Ледяной дом? Гиперборейский айсберг? Вечная мерзлота? Поцелуй на морозе, по-хлебниковски? Или яблоко на снегу, по современно-эстрадной версии?

Пастернак пробивался к сути. А суть оставалась древней: через монастыри и террор, Россия во всём доходит до крайности, до пропасти, заглядывает в её пасть и только тогда может остановиться, задуматься и не пропасть бесследно…

Виталий Диксон

Иркутск, 1997.